Коммунизм – знамя всех свобод!
К коммунизму идет народ!

1. Парторг.

Сан Саныч Соловьев был из тех отставных капитанов, которым так и хочется сказать: «Никогда ты не будешь майором!»
По совместительству с партийной деятельностью он был еще и завхозом, спиртоведом то есть. Нам он не доверял, справедливо или не очень почитая пятой колонной. И вообще, программисты, чего с них взять, с очкариков? Интеллигенты, бля…. Одно слово, деклассированный элемент. Правда и среди программистов было у него на кого опереться, от кого инфу на нас, грешных, получить. А как еще может парторг управляться со своей беспартийной и беспринципной паствой? Только с помощью мелких стукачков. Но их было совсем немного, да на виду. Ну, где мог подгадить, там уж он, конечно, не плошал. Например, не выпустил Симочку в Германию на шахматный турнир. Симочка вообще была нашей местной достопримечательностью. Пухленький шарик, метр с кепкой в подскоке, (для точности1м 32см) с грудью минимум 7-го размера. При этом еще кандидат в мастера спорта по шахматам и обладательница искрометного чувства юмора. Хи-хи. Вышла замуж за мужика, ростом 1м 93см. Ну, как опять не вспомнить анекдот о том, как белочка вышла замуж за жирафа! Симочка была единственной, на кого я могла посмотреть сверху вниз.
В какой-то момент Сан Саныч уволился. Свято ж место пусто не бывает, без парторга жизнь какая? Не годится никуда! Поэтому место занял руководитель одной из групп Ваня Бурсов. Никакой мужичок, тихий, неприметный аккуратист. Джинсы гладил, так что стрелочки держались, как железные. Но не гадил особо, нет. Не было в нем мерзопакостной парторговской жилки. Не тянул Ваня против предыдущего, ох, не тянул!

2. Комсорг.

Волосы дыбом, зубы торчком,
Старый мудак с комсомольским значком!
(с)

Люся Додон училась со мной на параллельном потоке. Ее можно было бы назвать симпатичной, если бы не поджатые жопочкой губки, выражающие крайнее послушание и преданность делу, которому служила. Устав комсомольской организации хранился у нее в записной книжечке с заботливо подчеркнутыми главными мыслями. Когда мне нужна была характеристика для поездки в отпуск в дружественную восточную Германию на неделю, я получила из ее дрожащих рук эту нетленку (страшно расставаться, вдруг не верну), дабы смогла ответить на вопросы высокой комиссии. Бумага, честно скажу, потрясла мое девственное в этой области воображение, и осталась в памяти на всю жизнь. Впрочем, она его и так знала наизусть, потому что это была главная книга в ее жизни.
Всем надо на кого-нибудь молиться…
Ее высказывание, что день, когда она вступила в партию, стал самым счастливым днем ее жизни, горячо обсуждался в курилке.
Мужики дружно и весьма недвусмысленно высказались в том ключе, что других счастливых дней ей вряд ли дождаться. Удивительное дело, симпатичная девка, вроде все на месте, ну, кроме мозгов, а как будто родилась старой девой в самом прямом смысле этого слова. Таковой и осталась, ну, не нашлось на нее дурака!
Как же я ненавидела эту комсомольскую деятельность и вечные поборы на кусок хлеба с толстым слоем икры ее апологетам. Одни субботники и демонстрации чего стоили. Правда, на демонстрацию я так ни разу и не ходила. А субботник проигнорировала только единожды, назначив на этот день свадьбу. Но, деваться некуда. Кто туда вступил, обратно ходу нет! Хотя был у нас один не комсомолец. Правда, ему пришлось учиться то ли вечерне, то ли заочно. На дневное отделение асоциальным элементам дорога была заказана. Зато, с каким нескрываемым удовольствием я шваркнула им свой комсомольский билет, когда мне исполнилось 28. Пришедшей за взносами одной из комсомольских шавок было сказано, что наконец-то, наконец, я больше не имею к их организации никакого отношения! И это скрашивает мне осознание того, что мне уже 28.
Не расстанусь с комсомолом,
Буду вечно молодым!
Потом Люся стала парторгом, а на ее место пришла другая, не менее ретивая девушка. Очень толковая программист и абсолютная дуреха по жизни. Когда началась перестройка и запахло уже перестрелкой, когда общество антисемитских выродков под названием «Память» стало кричать о необходимости погромов, она как-то обратилась ко мне. Был обеденный перерыв, мы были в комнате одни.
– Что делать, Таня? Как жить?
Я на то время была уже глубоко в подаче, но об этом еще никто не знал.
– Что делать? Уезжать. Тут мы не нужны.
– Куда?
– Есть одно место на Земле, где мы будем, как все.
Израильская военщина
Известна всему свету!
Как мать, говорю,
И как женщина,
И требую к ответу!
Который год я вдовая,
Все счастье мимо,
Но я стоять готовая
За дело мира!
(с) А.Галич

– А может, выйти замуж за русского и сменить фамилию?
– Тебе это не поможет. Даже ребенку известно, что бьют не по паспорту, а по роже! Замуж надо за того, кого любишь, а не для смены фамилии….
Но она претворила свой замысел в жизнь, правда очень быстро развелась. Но этого я уже не застала.

А да, забыла сказать, профоргом какое-то время была я. Че-то я не помню, чтобы я отдавалась этой деятельности. В основном, она ограничивалась сбором взносов, а потом я передала эту почетную обязанность даме сердца нашего Хвоста.
Продолжение следует.

А начальник всё спьяну о Сталине,
Всё хватает баранку рукой…
А потом нас, конечно, доставили
Санитары в приёмный покой.

1. Начальник отдела.

Иван Алексеевич Дробачевский был старым служакой. Его знания об ЭВМ ограничивались знанием только лишь одного этого слова. Тож вполне достаточно, учитывая, что когда он учился, ЭВМ еще и в помине не было. И не только ЭВМ, еще и телевизора-то не было. Самое прискорбное, что он-то считал, что абсолютно в теме. Но дядька он был неплохой, незлобный, немного смешной. Правда, «неплохой дядька» – это не профессия, конечно….
Очень смешно было наблюдать, как при звонке вышестоящего начальства он вскакивал с места, вытягивался во фрунт и, приложив трубку к уху, рапортовал,
– Дробачевский слушает!
Видно, еще дедушка Сталин научил его Родину любить!
Когда мы, молодые специалисты, осенью появились в отделе, он собрал нас всех у себя и сказал, что очень рад видеть нас в своем отделе, а потом стыдливо добавил,
– Пожалуйста, не опаздывайте на работу. А если будете задерживаться с обеда больше, чем на 2 часа, то предупреждайте, пожалуйста.
Однажды мы его разыграли. 1-го апреля позвонили и сообщили, что его наградили медалью, и что его ожидают в большой комнате программистов для вручения заслуженной награды. Надо было видеть, как он несся по коридору. А медаль мы ему вручили. Большую картонную медаль диаметром сантиметров 20, на которой был нарисован сапог, под каблуком которого извивался маленький человечек с личиком, очень похожим на его собственное.
Под этим художественным безобразием был помещен довольно злой стеб в форме эпиграммы. А по краю вкруговую шла надпись «С первым апреля!». Он очень расстроился тогда и обиделся. Все-таки молодость жестока!

2. Заместитель начальника отдела.

Талвинский К. Когда мы появились, он работал в Сирии. Вернувшись, стал начальником отдела, вместо ушедшего на заслуженный отдых Дробачевского, но немедленно заболел лейкозом. Говорили, что облучился где-то под Дамаском, а там, хрен его знает, где мы получаем ту или иную гадостную болячку. Когда уезжала в Израиль моя подружка, он ее вызвал и сказал,
– Я желаю Вам только добра, но это очень опасный регион, я там тяжело заболел. Заметьте, год на дворе стоял 84-й или 85-й. Самые застойные годы. Впрочем, в его положении ему уже нечего было бояться…. Мужик умер в 41 год. Но он стоит уважения, хотя бы только за одни эти слова…. Светлая ему память!

3. Хвост.

Вернее, Хвостик. Вот это реальная фамилия. Хотя все звали его за глаза Хвостом. Вернулся с Кубы на должность заместителя начальника отдела. Не то, чтобы он умел или знал что-нить кроме водки, но отсутствие наличия профессиональной пригодности вполне замещалось присутствием наличия папеньки, большого начальника в министерстве.
Моя руководительница группы рассказывала, что прежде из министерства приходили бумаги, завизированные тремя тогдашними министерскими начальниками. Подписи стояли именно в таком порядке.
Миленький – подпись
Беленький – подпись
Хвостик – подпись
И мне даже демонстрировали одну такую бумагу.
Наш же Хвост хорошо умел 3 вещи: напиваться до бесчувствия, трахать баб и занимать деньги без отдачи.
По поводу напиваться, мы всегда знали, когда Хвост дошел до кондиции. В этом состоянии он говорил только о «Мучаче». Мучача, вроде, по-испански девушка, и вот, когда в ход шла мучача, мы точно знали, что Хвост созрел.
Тему «трахать баб», в которую плавно переходит «мучача», описывает произошедшая однажды занятная история. Мы с подружкой пошли в обеденный перерыв подышать воздухом в Сокольники. Было это не сказать, чтоб близко от работы, и мы прихватили часок рабочего времени, трепясь о своем, о девичьем. Гуляли мы по самым глухим тропинкам, чтобы не напороться на кого-нибудь из конторы. И вот, раздвигая очередные кусты, мы прямо-таки наткнулись на пикантную ситуацию: Хвост и одна из наших программисток, занятые кустотерапией. Последствий для нас это не имело, потому что мы молчали в тряпочку, а за это нам простили отсутствие на работе в рабочее время. Хотя стремно, конечно, было.
Уже в бытность свою начальником отдела, Хвост как-то занял у меня четвертной. Я была занудой, поэтому свой четвертной я из него вынула. Заняло это, правда, пару месяцев, если не больше.
В какой-то момент Хвостик-папа ушел на пенсию и прикрывать нашего Хвоста стало некому. В один прекрасный день, начальник института застукал его пьяным в лоскуты и заснувшим на рабочем месте. Так пришел бесславный конец Хвостовому царствию. Ему надрали подхвостие и выперли, а отделу дали другого начальника.
Говорят, помер Хвост от водки….

Надеваю я утром пижамочку,
Выхожу покурить в туалет
И встречаю Марусю-хожалочку:
– Сколько зим, – говорю, – сколько лет!

Доложи, – говорю, – обстановочку!
А она отвечает не в такт:
– Твой начальничек дал упаковочку –
У него получился инфаркт!
(с) А.Галич

Продолжение следует…

Нас океан качает, как спьяна,
За западной границей полушарий,
Вот поднялася новая волна,
И вот, она опять сейчас ударит!

На палубе скучают моряки,
Своим подругам пожелав заранее,
Чтоб так их не валяли мужики,
Как нас валяет в Тихом океане!

Колька попал в ВЦ по недоразумению, а точнее, по пьяни! Вообще-то, он учился в мореходке на механика. Но судьба и виски распорядились по-другому. В первом же учебном загран. плавании….

В Кейптаунском порту
С какао на борту
«Жаннета» поправляла такелаж.
Но прежде чем уйти
В далекие пути,
На берег был отпущен экипаж.
Идут, сутулятся,
Вливаясь в улицы,
И клеши новые
Ласкают бриз.

Они пошли туда,
Где можно без труда
Достать себе и женщин и вина,
Где пиво пенится,
И пить не ленятся,
Где юбки узкие трещат по швам!
(с)

Короче, в Лондоне, приняв изрядно на грудь и не рассчитав сил по молодости лет, юнги во главе с нашим Колькой побили витрины модных магазинов, за что и были повязаны английской полицией. До международного скандала в полном объеме дело не дошло, но из мореходки его выперли и в чистую списали на берег.
Вот такая злая судьба привела этого высокого красавца-бляндина в наши палестины электронщики ЭВМ.
Видно, рейсовое безбабье оставило в Кольке неизгладимый сексуальный голод, потому что ни одной мало-мальски приличной юбки он физически пропустить был просто не в состоянии. При этом, он, естественно, был женат и имел двоих дитев. Во всяком случае, двоих официальных, а там, я думаю, гораздо больше, поскольку жил он по принципу: «Жить надо так, чтобы за тобой осталась гора пустых бутылок, и каждый встречный мог бы тебе сказать, – здравствуй, папа!»

Встает волна, подобная скале,
Подкинет вверх и снова бросит в омут.
Забудь про все, что было на земле,
И сердце закрепи по штормовому!

Идем вперед погоде вопреки,
И женщинам желаем в этом плане,
Чтоб так их не валяли мужики,
Как нас валяет в Тихом океане!

Меня он потряс до глубины души, когда в первую же совместную ночную смену заявил,
– Это, ну, пока я трезвый…. Ты меня не бойся. Если я к тебе начну приставать, ты только скажи, если не хочешь, и я мигом отстану.
И действительно, после определенной кондиции были высказаны недвусмысленные предложения, но, в виду отказа, неосуществленные.
Похоже, встреча с английской полицией не прошла для Кольки даром, он чтил уголовный кодекс, несмотря на буйный нрав.
Но пройти мимо просто так он все равно не мог. Натура такая.
Кроме того, у Кольки была штатная дама сердца, одна из наших программисток. Бедная девочка угробила на этого ловеласа 10 лет жизни, не веря ни одному дурному слову. Не поверила она и тогда, когда Кольку в одночасье уволили после ночной оргии с приведенными извне девицами, которые после качественной дозы спиртного вылезли в коридор в костюмах нашей всеобщей праматери Евы. И хоть было это в 10 вечера, на его беду в тот день директор института случайно задержался на работе.
Жизнь Колька закончил вполне в своем стиле. Торопился на свидание к своей пассии, будучи, естественно, под градусом, и попал под автобус. Вот пишу и думаю, а ведь большинства из этих ребят уже нет. Все ушли молодыми.

Как жили мы, подруг своих любя,
От той любви теперь одна усталость.
Давай, Ликург, надежда на тебя,
Другой надежды больше не осталось!

Далекие не светят маяки,
Идет циклон, весь горизонт в тумане,
Пусть так вас не валяют мужики,
Как нас валяет в Тихом океане!

(с) А. Городницкий

Продолжение следует…

1. НИИЧАВО.

Не кочегары мы, не плотники,
И сожалений горьких нет!
А мы ВЦ-шные работники,
И с ЭВМ вам шлем привет!

Это было если и не на заре компьютерной эры, то, во всяком случае, в его каменном веке. Компьютером называлось совсем не то, что стоит сегодня у вас на столе.
Агрегат помещался в огромном зале и грозно мигал огромным количеством разноцветных огоньков, напоминая собой пункт управления космическими полетами. К нему прилагались сопутствующие приспособления поменьше, но тоже весьма внушительных размеров.

2. Глоссарий.

ЭВМ – Электронно-вычислительная машина.
БЭСМ – ЭВМ 2-го поколения.
ЕС-10ХХ (ХХ={10,20,30,40,50}) – ЭВМ 3-го поколения, величиной с дом, похожие на IBM MF, только изготовленные в братских социалистических странах в 70-х годах прошлого столетия.

ВВОД – это не то, что вы подумали, а устройство для ввода данных с носителя, имевшего утратившее смысл название, ПЕРФОКАРТА. Устройство вело себя, как каприза и самодур. То оно решало закусить перфокартой, то она застревала у него в зубах. Иногда оно вообще отказывалось их переваривать, выблевывая их девственно неиспользованными. Винить устройство было особенно не в чем, потому что уход оно получало весьма варварский, и при вскрытии выдавало на горА кучу всякого дерьма, которое, по идее, не должно было иметь к нему ни малейшего отношения. Внутренности ВВОДА изобиловали кусочками картона, проволочками и даже спичками, воткнутыми в самые разнообразные соединительные части механизьмуса, якобы, для поддержания егонной работоспособности. Все это держалось на соплях, слюнях и прочем склеивающем материале (гусары, молчать!).

АЦПУ – это не болезнь, но очень больной член компьютерного сообщества середины – конца 70-х. А по совместительству принтер, правда, величиной с дубовый шкаф. И бумажка в него заправлялась с перфорацией с двух сторон. А уж звук издавал, сравнимый разве что с грохотом близлежащего водопада. Когда эта дрянь фордыбачила, ее лечили по-простому с помощью здоровенной кувалды. И что характерно, после побоев с матюками, она пугалась и начинала фурычить. А вот личность лекаря, лечившего АЦПУ кувалдой и звавшегося Колькой Петровым, требует более пристального внимания. Так что о нем отдельно расскажу.

КОНСУЛ – это не то, что вы подумали, чай не в посольстве, а такая хреновина, с которой можно было вводить команды. А так же он служил похмельной дозой для Саши Чернова, когда он спьяну шмякался об него рожей.
Еще в хозяйстве имелись ленты и диски. Для протирки барабанов (дисководов) выдавался спирт, много спирта, очень много спирта. Правильно потираете ручонки, правильно!
Не знаю, видел ли кто-нибудь когда-нибудь эти мифические барабаны, лично я видела только протирочное средство.

3. Люди и механизмы.

Заведовал всем этим хозяйством дремучий трудоголик Боря Жасминов. Дремучий, потому что в электронике и вычислительной технике разбирался, приблизительно как я в турбовинтовом двигателе. Он не пил, не ел и не спал, а только втыкал подпорки и спички в эту раздолбанную таратайку, называемую ЭВМ. В общем, горел на работе. Как говорил еще один наш электронщик Попов: «Яботаешь, яботаешь, а выеботки никакой!»

Чтоб ЭВМ служила без потерь,
Наш Боря сторожит ее, как зверь.
Она и в зной, и в бурю и в метель
Ему и стол, и крыша и постель,
Любовница, и верная жена,
Не стала б только крышкою она!

Эту эпиграмму на Жасминова сочинили к какому-то капустнику-празднику. Веселый у нас был коллектив, молодой!
Заместителем Жасминова был безрукий инвалид Лева Барызин, программист и электронщик от бога, хотя образования нуль. Ну, не совсем безрукий, одной руки до локтя не было. В детстве они с мальчишками нашли недалеко от станции Крюково, где в Отечественную проходила линия обороны Москвы, неразорвавшийся снаряд. Вот этим снарядом ему руку и шарахнуло. Это не помешало ему жениться и родить четверых деток, хотя пил он в мертвую. Однажды в ночную смену, приняв на грудь где-то около литра, правда, разведенного, на него вдруг нашло вдохновение непременно поработать. Этакий приступ трудолюбия, понимаете ли! Для приведения себя в живое, работоспособное состояние этот умник хряпнул неразведенного нашатыря. Потом кожу с языка снимал, как перчатку. Ничего, алкоголиков, говорят, бог бережет!
Вечно голодный, тянущий в рот, что под руку попадется, Борисенко. Однажды ребята намазали хлеб машинным маслом, предварительно его надкусив. Награда последовала незамедлительно, Борисенко укусил бутерброд и с диким воем выскочил из зала. Злой был, как собака, но потом хотя и хватал жратву, неосторожно оставленную в пределах его досягаемости, но уже с опаской принюхивался, прежде чем заглотить.
Миша Бор, единственный из всех имевший нормальное образование, малопьющий по тем меркам, увлекающийся книгами.
Еще там были несколько непримечательных девочек-операторов. Часто заходил один мудак из отдела мостов. Девочки, открыв рот, слушали, как он с упоением рассказывал о личном участии в «Пражской весне». С утра стакан водки, и в танк! Он же, сволочь, удовольствие получал, когда из танка по людям. Ненавижу. Я понимаю, приказ есть приказ, но уж удовольствие от этого получать его никто не заставлял!
ЭВМ располагалась на первом этаже 26-этажки. До этого в ВЦ был ЭВМ 2-го поколения, БЭСМ, которая располагалась в другом здании недалеко от Казанского вокзала.
Это все была старая гвардия, перешедшая с БЭСМа. Пару лет, пока старую машину закрывали, а новую ставили, народ там сидел безо всякого начальства и почти без дела. Вот, они там отдуплились, любо дорого! Говорят, в ночную смену даже девиц с трех вокзалов для полного удовольствия приводили. Ну, это на уровне сплетен, хотя сильно похоже на правду.
Продолжение следует…

Шум и суета,
Гам и теснота,
И глаза, горящие азартом.
Это не базар,
Это не пожар,
Это велогонка с общим стартом.

Вперед, не плача!
Давай крути!
Найдет удача
Тебя в пути.
Не бойся пота,
Напор удвой.
Крути! Работай! –
И финиш твой.

К этим двухколесным монстрам у меня животная ненависть. Особенно к их хозяевам. Впрочем, мотоциклисты еще хуже. Едут без всяких правил, так и норовят под колеса сигануть.
С велосипедом я в ссоре аж с 13 лет. Хмм… да… это сейчас у 13-летних в головах всякие взрослые развлекаловы. А у нас еще ветер в головах свистел.
До этого мы были друзьями. Ездила я на своей Ласточке довольно лихо, даже без рук. Хотя и падала, и разбивалась, но дальше ушибов и ссадин дело не доходило. О касках и наколенниках-налокотниках тогда никто не задумывался. Пока в один прекрасный, вернее, ужасный летний день…
Ладно, расскажу по порядку.

Только сорвались,
Сразу завелись.
На подъемах черти заправляли.
Я не мандражу,
Я вторым сижу
И такую песню напеваю.

Вперед, не плача!
Давай крути!
Найдет удача
Тебя в пути.
Не бойся пота,
Напор удвой.
Крути! Работай! –
И финиш твой.

Я иду умно,
Знаю я одно:
Финиш мой, хоть путь совсем не близкий.
Там, полна огня,
Катька ждет меня –
Та, что краше рампы олимпийской.

Все было хорошо, но в соревнованиях на скорость я проигрывала всегда сразу на старте, потому что не умела садиться на велосипед по-мужски, т.е. с разбега запрыгивая на педаль одной ногой, а вторую уже в движении перебрасывая сверху. Коряво объясняю, но кто ездил на велосипеде, тот поймет. И решила я научиться. Сказано – сделано. Я – девушка упорная. В общем, 3 раза все получилось, а на четвертый….

Финиш на виду,
Я вторым иду,
Но баранку в спицы получаю.
Скорости уж нет –
Я лечу в кювет
И такую песню напеваю.

Вперед, не плача!
Давай крути!
Найдет удача
Тебя в пути.
Не бойся пота,
Напор удвой.
Крути! Работай! –
И финиш твой.

Руль вывернулся каким-то невообразимым способом, и я загремела. Но загремела не просто так, как все нормальные дети, а с вывертом. Целкость моя неописуема и зашкаливает за границы нормы. Поэтому я попала глазом на вывернутую ручку руля.
Глаз моментально заплыл. Надо сказать, что случилась в это время у нас на даче гостья. 35-летняя дурища, а по совместительству якобы врач. Вот она ко мне и привязалась, видела ли я у себя на руке хрусталик или не видела. Дотронуться же до моего века и посмотреть она почему-то боялась. Врач хренов!
Ага… Она еще позвонила маме на работу,
– Лена, ты только не волнуйся, Танька себе, кажется, глаз выбила….
А в остальном, прекрасная маркиза,
Все хорошо, все хорошо!
Представляете, как ей было? Хорошо еще, мама у меня не из слабонервных….
Что сказать, боли я не чувствовала. Чувствовала разве что животный ужас лишь от одной только мысли, что могу остаться без глаза. Она мне все пыталась объяснить, как должен выглядеть хрусталик на руке. Брр….. Естественно, я не могла понять, что я видела, кроме крови. А еще, именно ударенный глаз у меня основной как бы, второй же сильно близорукий.
Веселилась я так до самого вечера, то есть часа 3, пока не приехал из Москвы мой дядя – хирург. Он приоткрыл веко и сказал, что глаз цел. Тут я, наконец, почувствовала боль.
Приехала мама, и мы отправились в травмопункт. Там мне зашили веко, наложили повязку и сделали противостолбнячный укол.

Вот и все дела,
Катька с ним ушла.
Это было для меня ударом.
По пути в Москву,
Лежа на боку,
Напеваю песню санитарам.

Вперед, не плача!
Давай крути!
Найдет удача
Тебя в пути.
Не бойся пота,
Напор удвой.
Крути! Работай! –
И финиш твой.

Это случилось в начале июня, так что до конца лета я ходила с повязкой на глазу, как пират, адмирал Нельсон или Кутузов вместе взятые.
Вернувшийся из командировки отец спросил, сяду ли я еще на велосипед. Я сказала, что сяду.

В будущем году
В форму я войду.
И тренироваться стану чаще,
Чтобы не отстать,
Что б завоевать
Катьку – этот приз переходящий.

Вперед, не плача…

Но, когда я попыталась ехать, то оказалось, что ездить я разучилась напрочь. Я сжимала руль, но ехать не могла, велосипед заваливался на бок. Я пробовала еще раз, судорожно вцепившись в руль, но ничего не получалось. Больше я на велосипед никогда не садилась. Моя Ласточка, пропылившись пару лет в сарае, была отправлена на свалку.
А мне еще много лет по ночам снились кошмары, как я падаю глазом на руль. И до сих пор, если мне страшно, я непроизвольно хватаюсь за левый глаз. А шрам на левом веке остался на всю жизнь.