Иссык-Куль. Продолжение. Бешбармак

Мы быстро перезнакомились с отдыхающими. Особенно подружились с девушкой из города Сиваш с удивительным и странным именем Василина и алма-атинским фоторепортером, назовем его, скажем, Наумом. Удивительно, но мы как-то мало времени проводили с братом, у него была своя компания, у меня – своя. А, кроме того, он свалил через 2 недели к родственникам в Новосибирск, а я осталась еще на один срок.
Так вот, Наум приехал на своей машине, стареньком видавшем виды жигуле. На нем мы и объездили все окрестности.
Красочное зрелище, воскресная ярмарка в Чолпон-Ата. Чего там только не было. Торговали с грузовиков всякой всячиной от носков до финских курток, которые тогда были страшным дефицитом. А еще там была горячая жратва: дунганская лапша, лагман и манты. Приготовлялось все тут же на месте в абсолютно антисанитарных условиях, поэтому попробовать я так и не решилась.
Вообще у меня там абсолютно не было аппетита, есть не хотелось совсем, что совершенно замечательным образом сказалось на моей, сразу постройневшей фигуре.
А потом Наума пригласили на Бешбармак. Он кому-то что-то привез из Алма-Аты, и получил приглашение. Я напросилась тоже, уж больно интересно было. Я не помню, но, кажется, хозяин дома был казах, да и блюдо вроде казахское, впрочем, какая разница.
Как я поняла, Бешбармак – это не только еда, это ритуал, навроде японской чайной церемонии.
Нас усадили на низкие мягкие скамейки вокруг низкого же стола. Вообще-то женщины у них за стол не садятся, но меня как гостью усадили вместе с мужчинами.
Женщины, я не поняла, похоже, это были жены хозяина, подали еду и удалились за занавеску. Это была жирная баранина с нарезанной квадратами лапшой, картошкой, зеленью и зеленым луком. Все это плавало в жирной подливке на огромном блюде.
Если честно, есть мне это совсем не хотелось, не люблю я жира. Но, назвавшись груздем, полезай в кузов, пришлось есть, иначе кровная обида. Есть надо было руками, вернее одной рукой, правой. Еда оказалась вкусной, но плохо мне потом было ужасно. Видимо сказалась голодовка, на которую я себя невольно обрекла. Эта баранина стояла колом в горле.
Женщинам отдали остатки и баранью голову, которые они и съели, стоя за нашими спинами. Должна сказать, что досталось им не много. Может и правильно, по крайней мере, у них потом не болели животы.
Мужчины вели неспешную беседу, а я озиралась, как мартышка, хотя много разглядеть не удалось, света там было маловато, да и занавеска закрывала обзор.
А еще на Иссык-Куле я впервые услышало слово сель. Передали, что в Алма-Ате сошел сель, и все отдыхающие бросились звонить домой. Стояли в очереди несколько часов, чтобы услышать, все ли в порядке дома. Напоминает состояние, когда случается теракт.
Для тех, кто не знает, сель – это грязевой поток, вода, смывающая все на своем пути и несущая вниз все, что попалось на пути: камни, деревья, мусор. Приглядевшись, я обнаружила вдоль дороги стену, которую местные жители называли антиселевым заграждением. Мне, равнинному жителю, это было в диковинку.
И облепиху живьем, тоже увидела впервые. С этой самой облепихой связана одна очень грустная история, которую я расскажу в следующей части моего повествования.