Мой караван шагал через пустыню,
Мой караван шагал через пустыню.
Первый верблюд о чем-то с грустью думал,
И остальные вторили ему.

И головами так они качали,
Словно о чем-то знали, но молчали,
Словно о чем-то знали, но не знали:
Как рассказать, когда, зачем, кому…

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ.

Автобус отошел от центральной конторы ровно в семь. Подобрав народ в Азуре, он взял направление на юг.
Первая остановка в северном Негеве на одной из станций водяной компании. Станция Симха. Надо сказать, что за 16 с лишним лет работы в компании до недавнего времени мне не доводилось бывать в отделениях фирмы. Наша центральная усадьба в Тель-Авиве производит довольно занюханное впечатление, и я думала, что в филиалах еще хуже. Так вот, хуюшки! Я, да и остальные тоже, были поражены. Помещение небольшое, только управленческий аппарат, склад, компьютерная и комната отдыха рабочих. Воду здесь больше не качают, питьевая вода поступает по трубопроводу с севера страны. Зато, с какой любовью все оформлено, причем своими силами вплоть до столярных работ. Везде цветы, чисто и уютно. Большинство рабочих трудятся в полевых условиях. Это тяжелая физическая работа под палящим солнцем, но когда они приезжают на перерыв, до работы и вечером, для них всегда находится вкусная еда и стакан хорошего кофе. А еще на территории станции есть сад, небольшой, но очень симпатичный.
И даже маленький музей есть.

1 ноября 1956 года на станцию напали федайюны (египетские террористы). При защите станции погиб ее первый начальник и еще один работник. Светлая память им. В честь них названы 2 станции в северном Негеве: станция Симха и станция Шломо.
Там нас принимали, как самых дорогих гостей, все показывали и рассказывали и даже накормили вкуснейшим завтраком. Салат из авокадо был… ай, какой был салат из авокадо!

Потом мы поехали на водохранилище. Природу оно не портит, а скорее украшает. Немного странный вид, смотришь в одну сторону – пустыня, поворачиваешь голову, голубая гладь озера. А над озером кружат птицы. Экскурсовод их назвал сиксак – шпорцевый чибис. У них на развороте крыльев по краю черная полоса, а потом белая. А еще эти птицы живут парами и умирают в один день. Вот такая любовь.
У водохранилища специальное покрытие, предотвращающее испарение воды. Наполняются такие водохранилища, а их довольно много в Негеве, селевыми водами. На юге редко идет дождь, но уж когда идет, то спасайся, кто может. Почва пустыни не впитывает воду, вот она и несется с гор вместе с песком и грязью, сметая все на пути. Именно на пути таких селевых потоков и находятся водохранилища. Если оно переполняется, то существует специальная система отвода воды в другие емкости. Воду из этих хранилищ используют для сельского хозяйства, а питьевую получают по трубопроводу.
Двигаемся дальше, в сторону Мертвого моря.
Проезжаем Димону.
– Посмотрите направо, это горят наши правые моторы это атомная станция. Ой, простите, это трикотажная фабрика.
В небе неуклюже парит белый дирижоппель дирижабль. Экскурсовод утверждает, сторожевой.
Прогулка по реке Тамар. Народ спускается со скалы по веревке. Только не я, ищите дураков в другой сказке! Я даже смотреть на это не в состоянии, меня уже тошнит и голова кружится. Что-то с вестибулярным аппаратом, не выношу даже маленькой высоты. На качелях тоже не могу. Кресло-качалка – удовольствие для меня со знаком минус. Не могу, головокружение и тошнота. Когда в Москве, в парке Горького впервые поставили американские горки, на них стояла многочасовая очередь, а нам с подружкой кто-то добыл пропуска без очереди. Что вам сказать, эффект был просто сногсшибательный в прямом смысле. Ощущения, как после пол литра самого отвратного самогона без закуски. Результат соответствующий, правда, всего за 30 копеек. Сэкономили на бухле девчушки!
В общем, это не мое. Вот, если бы на лодке грести, это я запросто! Я водоплавающая. Рожденный плавать, в горы не лезет!

Горы, горы вокруг. А вот и естественный соляной памятник любопытной Варвары жены Лота, обрекшей бедолагу на инцест.
Гостиница Ейн Бокек на мертвом море встретила нас говорящим попугаем.
Птица красоты неописуемой. Сам красный, клюв тоже, крылья и хвост зеленые, голова черная, а грудка желтенькая. Слышу, что-то вещает издалека, ничего не понимаю.
– На каком языке говорит ваша псичка?
– На иврите, ну и по-русски.
Похоже, попугаю нужен логопед! Подхожу ближе, и вдруг он как заговорит человеческим голосом,
– Шалом! Шалом! Ицик! Ицик!
И сварливо добавляет,
– Ата шомеа оти? (ты меня слышишь?).
Заглядываю в клюв, а там быстро двигается язык, похожий на твердого черного червяка. По клетке рассыпаны листья хасы. Жрет эта зараза из любого положения. При мне он проделал это, стоя на голове. Вот у попугая точно с вестибулярным аппаратом все о’ кей! А, может, у них, попугаев, его вовсе нет?
Быстро принимаем душ и переодеваемся. Нас ждет ужин на лоне природы, в лощине недалеко от крепости Мецада. На фоне свечей тени гор похожи на крепостные башни.

Нас кормят мясом на углях и всякими салатами. Вдруг, порыв ветра, переворачиваются светильники, бьется стекло. Мой полный бокал сдуло, как пушинку. Порывы ветра приносят с собой много песка. Он скрипит на зубах, вся тарелка в песке, голова, уши, нос. Но народ все равно доволен. Мы хотели романтики, мы ее и получили в виде перевернутой и побитой посуды и песка в рожу, аминь. И зачем только душ принимала?

ДЕНЬ ВТОРОЙ И ПОСЛЕДНИЙ.

Поездка к бедуинам удалась. Место называется Мамшит. Живут в этой бедуинской деревне в палатках. Зарабатывают, катая туристов на верблюдах и устраивая обеды в национальном стиле, т.е. в большом шатре накрывают низенькие столики, около которых сидят на устланном коврами полу на цветных матрасах (жопа хвост до сих пор болит, только это секрет). Сама палатка сделана из козьей шерсти, жару не очень пропускает, воздух, правда, тоже.
Кому интересно, о бедуинах есть некоторые сведения здесь http://menora.ur.ru/gazeta/73_beduini_v_israele.html, а я могу только добавить то немногое, что рассказали нам.
Живут они кланами, руководят которыми старшие сыновья. Бедуин может иметь 4-х жен, часть из которых до сих пор ходит в парандже, а часть чуть осовременена и даже работает. За невесту калым не платят, а наоборот, отец посылает с ней к мужу верблюда и домашнюю утварь. На женщине лежат все обязанности по дому, вернее по палатке. Она готовит, стирает, убирает, рожает и воспитывает детей. У мужчины в «доме» одна, но наиважнейшая обязанность, принимать гостей. У них сложнейшая система взаимоотношений, основанная на гостеприимстве. Если бедуин слышит из какого-то шатра определенную мелодию, отстукиваемую на барабане, значит, хозяин шатра приглашает всех на чашечку кофе. Кофе наливают по четверть чашки, доливая по мере того, как гости пьют.
«Мы его не любим, он тоже пришел…»
Нежеланному гостю или даже врагу наливают полную чашку. Мол, выпивай скорей свой кофе и уебывай отсюда!
Отказываться пить чай или кофе нельзя, смертная обида, но если больше не хочешь, нужно без слов накрыть стакан или чашку ладонью.

Несмотря на такой взаимный цирлих-манирлих бедуины вороваты до безобразия. Правда воруют они не друг у друга, а у нас. Только зазевайся, прут все подряд. На наших станциях от них стерегут абсолютно все, а они все равно тырят, что чуть плохо лежит. У них развита целая воровская индустрия.

Уже оседланные двугорбые чудовища лежали на песке и орали. И воняли. Я сразу вспомнила, как мы водили трехлетнюю чаду в зоопарк. Она восседала у отца на плечах, переезжая от вольера к вольеру. У каждого повторялась одна и та же сцена.
– Хорошая лошадка, – говорила чада, зажимая нос, – только вонючая очень!
– Хороший мишка, только вонючий очень!
Катают туристов на верблюжьих дамах, они спокойнее, по двое на каждой. Подъем осуществляется в 2 этапа. Сначала вздымается задняя половина чудовища, а потом передняя. Народ слегка подвякивает, страшно все ж таки.

Честно? Я смотрела на аттракцион небывалой смелости со стороны. Я по поребрику и то пройти не могу без того, чтобы не закружилась голова. Для меня это весьма сомнительное удовольствие, качание на чем-нибудь, в том числе и на верблюде. Чего-то у них там застопорилось, и чудовища снова легли, тоже в 2 приема, а потом опять поднялись. Лепота, кто понимает! И караван медленно тронулся в путь, провожаемый глазами менее смелых из нас.
Из-под руки смотрю туда, моргая:
Это она! Опять – Фата-моргана!
Это ее цветные сновиденья,
Это ее театр передвижной!

Путь мой далек. На всем лежит истома.
Я загрустил: не шлют письма из дома…
“Плюй ты на все! Учись, брат, у верблюда!” –
Скажет товарищ, хлопнув по плечу.

Я же в сердцах пошлю его к верблюду,
Я же – в сердцах – пошлю его к верблюду:
И у тебя учиться, мол, не буду,
И у верблюда – тоже не хочу.

Друг отошел и, чтобы скрыть обиду,
Книгу достал, потрепанную с виду,
С грязным обрезом, в пестром переплете,
Книгу о том, что горе не беда…

Оставшиеся трепались обо всем на свете, а я, как водится, зубрила к экзамену, учебник с собой взяла, так как к понедельнику надо выучить туеву хучу материала.

Их не было часа полтора, хотя караванный поход был рассчитан на пятьдесят минут. Мы уже начали волноваться, когда на горизонте появились верблюжьи силуэты. Спускаясь с их горбатых спин, горе-наездники шли в раскоряку, стеная при этом, что завтра первый визит будет к ортопеду.
Обед был уже накрыт, и мы расселись вокруг стола. И как эти бедуины жрут в этакой позе? Загадка природы…
Питы, теплые бедуинские питы… Грехопадение совершено, к весам подходить так же страшно, как и к верблюду!
– Маклюба, будет маклюба!
И вот принесли горячее в металлических плоских тазиках. Маклюба на поверку оказалась куриным пловом, где вперемешку с рисом была еще и вермишель. Достаточно вкусно, особенно с голодухи.
В стакан с моим соком приводнилась муха!
– А что, обед на двоих?
Спасаю утопленницу обратной стороной ножа, но сок наливаю в другой стакан.
Все. Окончен бал, погасли свечи, пора возвращаться к своим баранам.
Въезжаем в Тель-Авив. Какой же он родной, дома, дома, и никакого песка! Как же я, оказывается, все-таки люблю цивилизацию!

А караван все шел через пустыню.
Шел потому, что горе не беда…