Татьяна Браверман
Два Города Мо
Родилась в Москве, живу в Израиле в городе Модиине. Всю жизнь за небольшим исключением провела в городах Мо. Но больше всех городов на свете люблю Тель-Авив, хотя оба Мо мне все-таки тоже родные.

Он почти не отличался от человека. Почти. Я бы никогда не узнала, что он другой, если бы…
Не знаю, почему, еще прежде, чем обратила на него внимание, я почувствовала неосознанное беспокойство и жжение в середине груди. Сердце? Но я понятия не имела, как оно болит…
Я начала искать источник напряжения, мучительно перебирая глазами все возможные и невозможные артефакты.
И, вот оно…
Да нет, никакой неземной красоты не было. И одет он был обычно, незаметно, так, как принято одеваться в наших широтах. Из толпы моих соплеменников он не выделялся ничем.
Только глаза. Глаза были какие-то не такие. Рентген, а не глаза. Они лучились странной, непонятной энергией. И силой. Такой мощи, наверно, нет даже у лазера.
Меня тянула и влекла к себе некая неизведанная прежде сила, сопротивляться которой было невозможно.
Ну что ж, – сказала я себе, – как гласит народная мудрость, если не можешь избежать, то расслабься и получи удовольствие.
Я знаю, почему из толпы торопящихся горожан он выбрал именно меня. Знаю. Потому что я тоже не как все. Я тоже другая. Моя воспринимающая способность имеет больший, чем у других спектр. Я умею видеть насквозь и понимать вглубь. Не очень глубоко, но я не боюсь увидеть странное. Может быть, это врожденная аномалия, а может быть настолько же врожденный авантюризм. Не знаю. Но было между нами что-то общее. Даже не на клеточном, а на химическом уровне.
Мы шли навстречу друг другу, а толпа обтекала нас, как прокаженных. Потому что люди боятся и бегут от странного. Максимум, стараются его не замечать.
И вот мы уже рядом и обнимаемся, как старые знакомые после долгой разлуки, похлопывая друг друга по плечам. И мне тепло и приятно, как будто не было этого болезненного жжения в груди и осколка пули в теменной области.
Я уже завоевана. Завоевана без борьбы, без сопротивления, без звука. И я прекрасно знаю, как его зовут в нашей земной реальности. Знаю не из сегодня, а из всегда. Я перекатываю его имя на языке и в мозгу. И чем дольше я это делаю, тем глубже он проникает в мою душу и в мою жизнь.
Уже потом я поняла, насколько разными могут быть его глаза. Теплые и доверчивые, как у ребенка, они вдруг оскаливались стальным прищуром. А еще они умели быть неодинаковыми. Один глаз мог лучиться добротой, а другой пронзал, как стрела.
Один мог радоваться вместе со мной, а из другого выливалась вся скорбь мира.
– Пойдем из города, – вдруг сказал он.
И мы пошли прочь, уходя от шума и чурающихся нас людей.
Мы бродили, взявшись за руки. Долго. Не знаю сколько, но очень долго. День, два, неделю, месяц… Не знаю. Из его руки в мою ладонь входила какая-то сила. И была она разной, временами приятной до изнеможения, временами жгучей, как мазь от радикулита.
Но убрать руку я не хотела. А если бы и захотела, то не смогла. Это было так неожиданно, так бесконечно удивительно, и несомненно это что-то со мной делало.
В какой-то момент я ощутила, что понимаю его без слов, вижу его скрытую доброту в соусе из железа и огня. Еще немного, и он показал мне вселенную. Всю, как она есть во всем блеске и ужасе.
А потом он отпустил мою руку. Ладонь пронзила мгновенная боль.
– Я подарил тебе знание. Теперь ты можешь видеть суть вещей. Теперь ты можешь познавать мир. А мне пора.
И я осталась одна. Только на ладони горело и переливалось красочное пятно.