НОВОГОДНЯЯ МИСТЕРИЯ

Баба Леля колдовала над пирогами.
Колдуй баба, колдуй дед,
Колдуй серенький медвед!
Пироги – это колдовская еда, даже без мака. А уж если с маааааком… тогда вообще с ума сойти!
Лепила она эти пироги, лепила, да и напал на нее морок. Села баба Леля на табуреточку и к стенке привалилась.
И видит, из стенки выходит красный молодец. Шапка залихватски на ухо сдвинута, кафтан сказочный распахнут. Вихор вьется. А глаза, глаза весело так щурятся.
– Угости, баба Леля, пирожком с капустой!
– Да где ж я тебе возьму, они же еще и в печи не были. Умаялась я, не успела поставить.
– Эй, баба Леля, нехорошо обманывать. А это что? – и он выхватил с противня зажаристый и вполне испеченный пирожок. И в рот его, в рот… Ест и причмокивает. А сам превращается в принца великой красоты, одетого с изысканностью неписанной.
– Позвольте, – говорит, – барышня, Вас на танец!
– Да какая я тебе барышня, – засмущалась баба Леля, – я же карга старая.
– Ты? Старая? Карга? Да ты глянь в зеркало!
Тут стена в кухне зеркальной стала, а из нее на бабу Лелю глядит молодая красавица. Ну, красавица – не красавица, а девка хоть куда! Эта она сама, собственной персоной лет 50 назад так выглядела… А может, и все 60.

«А что, – думает, – дай стариной тряхну! Может, в последний раз. Тем более, что чудо-чудное только раз в жизни и бывает. А какая у бабы Лели жизнь была?
Сначала революция, будь она неладна, всех родственников свела. Кто по кулацкому делу расстрелян, кто с голодухи помер, а кто и за просто так сгинул. Лихие времена. Леля-то уцелела, а жить как? Стала в сельской школе преподавать, благо грамоте обучена.
Потом в город их, Алексиным назывался, Тульской губернии приехал молодой комиссар. Приехал он по своим комиссарским ей неведомым делам, да и прикипел к русской красавице Леле.
А что? Пошла за него Леля. Как не пойти. Парень-то хоть куда, хотя и еврей. Это ее подружка так уговаривала, а самой-то Леле вроде бы как все равно было, она в национальностях не разбиралась.
Переехала Леля в Москву. Муж-то при чинах оказался, работать ей не позволял.
Хорошо жили, дружно. Только вот с детьми у них не получилось. Сначала аборт сделала, а потом уж врачи сказали, не будет детей. Вот и воспитывала племянницу, дочку мужнина младшего брата. Тот помер рано, девчонка масенькая совсем была, вот Леля ее и растила, как понимала. Да понимала она неплохо совсем. Умная была и добрая. А та ей любовью платила, чувствовала, что Леля любит ее больше жизни.
А потом война пришла. 5 долгих лет она девчоныша выкармливала, умереть не давала. А закончилась война, муж недолго пожил, тоже помер. Похоже, это у них семейное было рано помирать. И с тех пор Леля одна. Только вот девчоныш-племянница еще и помнит. Хотя уже и выросла давно.
Пироги-то для ее семейства пекутся.
Ой, задумалась баба Леля, всю жизнь перед глазами увидела. А принц все руку протягивает, улыбается.
Еще раз глянула на себя в зеркало. Не дурна, ох, не дурна. Платье, правда, не бальное, но и не совсем затрапезное. Сойдет.
Подала она кавалеру руку и шагнула вслед за ним в зеркало.
И закружило ее в танце, как снежинку закружило. И как будто не было этих 60-ти лет, легко идет в танце, величаво… Кавалер ведет умело, музыку слушает…
Летают по залу пары в волшебном свете. Один танец, другой, третий, десятый…
А Леля счастливо заливается звонким девичьим смехом той поры, когда и мама с папой живы, и сама еще гимназистка. Когда впереди, казалось, только счастье и радость.
Только все чудеса когда-нибудь заканчиваются. Затихла музыка, погас свет. Закончился бал полнолуния.
Кавалер ее снова сквозь зеркало провел, да и усадил на табуреточку.
Махнул рукой, и исчез в зазеркалье. Да и зеркало стеной снова затянулось, как не было.
Сидит баба Леля счастливая, руку к сердцу прижимает, сердце колотится, того и гляди из груди выскочит…
«Вот теперь и помереть не страшно», – думает, – «а сон какой сладкий был».
– Ой, что же это я размечталась, дура старая? Новый Год же на носу, а у меня еще пироги не готовы.
Только вот странность какая. Пироги-то все румяные, да горячие! Только из печи. Налетай, ешь!